Ох, уж эти бабки

В переполненный салон автобуса вошла бабка. Было без пятнадцати восемь утра понедельника. Народ ехал на работу хмурый, сонный, недоброжелательный, а бабку угораздило взять с собой объемную клетчатую сумку на колесиках (а, вернее, на колесах, потому что они по размеру вполне заслуживают полного имени), в которой что-то пищало и звенело.

Пропустив два забитых под завязку автобуса, бабка потеряла надежду дождаться пустой и, подергав плечами для разминки, приготовилась штурмовать первый, который притормозит у остановки.

Пассажиры из окон с ленивым интересом наблюдали, как юркая седая старуха в легком платье с мелким цветочным принтом пытается просочиться на переднюю площадку, яростно притягивая к груди сумку, попутно царапая колесами (которые не «колесики», а вполне себе полноценные колеса) висящих на поручнях пассажиров. Сумка скрипела, пищала и звенела. Старуха изо всех сил пыталась ее защитить от жестокого мира и не выпустить из рук.

-Ну, вот! – взвизгнула женщина, пытаясь максимально наклониться, чтобы пощупать левую ногу. Наклониться не вышло, но внушительная стрелка с тонкими струнами в 20 Den сразу попалась под пальцы. – Колготки мне своей бандурой порвала. Женщина, - обратилась она непосредственно к бабке, которая хоть и догадывалась, что является непосредственным виновником безвременной гибели колготок, старательно смотрела в сторону (хотя в той стороне, куда она смотрела была только обильная перхоть на голове солидного мужчина и активная жизнь в его левом ухе, о которой он, возможно. и не подозревал). – Женщина, что же вам дома не сидится с утра пораньше? Неужели не понятно – люди на работу едут! А вам какая разница, во сколько из дома выходить?!

Бабка ничего не ответила, но виновато вжала седую голову в плечи.

-Вот-вот, - поддержал женщину в рваных колготках кто-то с задней площадки. – Житья от этих пенсионеров нет. Куда не пойдешь – везде они. И в поликлинике, и в магазине, и в театре, и в бассейне. И все им мало. Так уже и на работу спокойно доехать не дают. Место им еще уступай. Достали эти бабки!

Бабка была одна, но от стыда за всех остальных бабок съежилась еще сильнее и стала даже как будто меньше ростом.

-И колготки мне новые порвала. Телегой этой дурацкой. - продолжала гнуть свою линию гражданка в порванных колготках.

-Давайте я вам заплачу, - вежливо предложила бабка, но женщина в рваных колготках смерила ее презрительным взглядом.

-Без вас обойдусь. А то ведь вот потом жаловаться на молодежь станете – дескать, ограбили старуху.

Бабка решила, что разумнее всего будет промолчать, и до самого метро не сказала ни слова. Места ей так никто и не уступил, да она бы и со стыда сгорела, если бы не дай Бог кто... Поэтому смотрела под ноги и с нетерпением ждала, когда выйдут все те, кто спешил на работу.

Возле метро действительно народ стал рассасываться. Но, торопясь к выходу, кое-кто спотыкался о старухину тележку и тихо ругался. Последней жертвой старухиных пожитков стала немолодая, но стильная дама в летнем пальто и туфлях-лодочках. Она этими самыми лодочками зацепилась за колесо и чуть с позором не грохнулась под ноги старухе.

Подняв взгляд на бабку, она вдруг увидела крашеную рыжую прядь на челке, которая задорно выделалась на фоне белоснежных волос, и губы дамы презрительно скривились.

-Господи! Да вам же уже в могилу пора, а вы все молодитесь. Губы еще накрасили. Постыдились бы, женщина, - строго выговорила бабке пожилая дама и вышла.

Старуха наконец смогла сесть. У окна, как любила с самого детства, когда еще была совсем маленькой и место ей уступали с умилением, восхищаясь ее кудрявыми пшеничными волосиками и пухлыми, как у куколки, губками.

Утомленная ранним пробуждением бабка уснула, и проснулась только от настойчивого окрика водителя.

-Бабушка, просыпайтесь. Конечная. Приехали

Позевывая, старушка выбралась из автобуса, который сделав полукруг, умчался обратно по проселочной дороге, оставив свою последнюю пассажирку одну-одинешиньку на пустой остановке.

Впрочем, старушка, нимало не смутившись эти обстоятльством, подхватила за ручку свою злополучную сумку, доставившую ей столько неприятных минут до этого, оглянулась по сторонам, чтобы убедиться в своем одиночестве, и уверенно шагнула на лесную тропинку, которая начиналась сразу за остановкой.

Сначала дорога петляла между невысокими, по пояс, кустарниками и редкими молодыми березками. Постепенно лес становился все гуще, и все чаще встречались, укрывая мохнатыми ладошками от солнца прохладную землю, елки и стройные стволы сосен, о чьи могучие корни спотыкались колеса старушкиной сумки.

Однако вскоре и этот пейзаж изменился.

Вместо узкой тропинки старушка ступила на широкую дорожку, мощенную стертыми. но не скользкими камнями. Воздух стал прозрачнее и чище. Оживленно запели птицы. Время от времени раздавалось умиротворённое жужжание шмеля.

Еще издали услышала старушка шум горной речки, через которую ей предстояло перейти. По обе стороны от дороги яркими мазками на палитре расцветали поляны сиреневых, нежно-желтых и розовых цветов.

Вдоль реки густо росли деревья, склонив к самой воде густо усыпанные белыми цветами ветки.

Прежде, чем ступить на мост, старушка села на большой камень по эту сторону реки, открыла сумку и достала оттуда удобные черные туфли без каблука.

-Все? Я уже могу, наконец, лапы размять? – послышалось из сумки.

-Вылезай. Думаешь легко было тебя тащить на себе? Говорила – дома оставайся, - не зло проворчала старушка.

Но хорошенькая трехцветная кошечка, легко выскочившая на волю, уже не слушала. Она счастливо жмурилась на теплое матовое солнце, которое лишь изредка скрывали, и то ненадолго, фиолетовые облака.

Где-то на середине моста старушка остановилась и с блуждающей по накрашенным розовой помадой губам улыбкой посмотрела вдаль. Играя, река вертляво крутилась меж деревьев, то и дело шутливо обрызгивая растущие поблизости ярко-алые цветы. Вдалеке, наполовину скрытые облаками виднелись горы.

Красота! Красота-то какая! Не уставала восхищаться старушка.

Кошка, тем временем. первой достигла противоположного берега и уселась, в нетерпении помахивая хвостом, точно подгоняя отставшую хозяйку.

-Пароль! – встретил старушку сердитый мужской голос. Та повернула голову и увидела выступившего из-за большого камня деда в джинсах.

-Сергей Михайлович! – попыталась отмахнуться старушка. – это же я. За сметаной фермерской ездила в Старый свет.

-Пароль! – невозмутимо повторил старик.

-Хорошо, – вздохнула старушка. – Пенсильвания.

-То-то же, – улыбнулся дед, и уже совсем другим голосом спросил. – Так я сегодня на чай вечерком забегу?

Старушка хотела поломаться, но передумала.

-Конечно, Сергей Михайлович, я как раз успею пирогов напечь.

Лицо старика растянулось в улыбке.

-Это хорошо, - но он тут же спохватился. – Только если вы устали, то не надо мне пирогов. Я и так, без пирогов чай попью.

-Я приготовлю, - решительно сказала старушка и повернулась к нему спиной. – Жду вас в семь.

Несколько раз по пути старушка и кошка задерживались возле кованых заборов, чтобы поздороваться с другими старушками и стариками, пока, наконец, не свернули к своему домику. К нему вела каменная тропинка вдоль бурного, упрямого громкого водопада. Дорога была освещена садовыми фонарями и заканчивалась уютной, ярко освещенной изнутри избушкой.

-Пришли, - радостно сказала старушка, прислоняя сумку к уличной скамейке, на которой так прекрасно было по утрам распивать кофе.

-Пришли, - угрюмо подтвердила кошка. – И зачем ты только Михалыча сегодня позвала? Реально же рано встали.

-Не ворчи, - с тех пор как они перешли мост улыбка не сходила с лица старушки. – Лучше помоги мне с тестом.

Но перед тем, как войти в свой домик, старушка еще раз огляделась вокруг и повторила:

-Красота-то какая!